Её оскорбляют, бьют, изменяют, унижают, относятся неуважительно — а она не уходит. Более того: она его оправдывает, говорит, что любит, что сама виновата. Может быть, считает, что некуда деться. Или что он обязательно изменится, нужно только терпеть и стараться. А может, вообще молчит. Со стороны это кажется дикостью или даже глупостью.
В этой статье я предлагаю разобраться в том, что происходит с жертвой домашнего насилия*, какие психологические механизмы мешают изменить эту страшную ситуацию и почему жертва в большинстве случаев продолжает оставаться жертвой.
Ужасающая распространённость этого явления говорит о том, что механизмы, срабатывающие в психике жертвы — это явления не редкие и аномальные, а вполне себе характерные для многих из нас. Итак, знакомьтесь:
1. Стокгольмский синдром
Странная история приключилась в Стокгольме во время захвата заложников: жертвы бандитов внезапно стали защищать своих мучителей. План полиции по освобождению заложников чуть не провалился из-за того, что те начали помогать захватчикам. Поначалу думали, что такое странное поведение потерпевших объясняется их шоковым состоянием, но потом оказалось, что, даже отойдя от шока, люди продолжали защищать террористов и отказывались давать показания.
Со временем выяснилось, что этот случай не был единичным: феномен, названный стокгольмским синдромом (то есть симпатия жертвы к мучителю), наблюдался и в других случаях. В частности, появилось такое понятие, как бытовой стокгольмский синдром, который часто возникает у женщин, подвергающихся домашнему насилию. Такие женщины скрывают и/или оправдывают садистское поведение мужа. Аналогичным образом ведут себя дети.
На первый взгляд может показаться, что механизм этот вообще не логичен. Но на самом деле всё, что происходит в нашей психике в крайне стрессовых ситуациях, служит одной цели — ВЫЖИВАНИЮ.
Когда человек убеждён, что у него нет выхода, что от мучителя никуда не деться и противостоять ему невозможно, то стратегия выживания «бей или беги» ничем не поможет. Значит, нужно применять другой способ выжить — замереть, адаптироваться под среду. Есть шанс снизить его агрессию принимая его сторону: если стараться понять человека, пробовать ему угодить, то он будет реже проявлять злость. Именно такой логикой и руководствуется наша психика в случае стокгольмского синдрома.
Под влиянием этого феномена жертвы домашнего насилия «копируют» логику своего мучителя. Она отказывается от своей личности. Жертва как бы «впитывает» его логику и ценности, и тогда садистов становится уже двое: один снаружи (который бьёт), другой внутри, в её голове (который говорит «сама виновата»). По сути, жертва тоже становится агрессором. Только злость её направлена на себя.
2. Выученная беспомощность
Этот феномен обнаружили... на собаках. Хитрые учёные хотели «научить» животных бояться определённого звука. А чтобы появился страх чего-то, нужно связать это что-то с неизбежным наказанием. Что учёные и сделали: посадили собак в клетки, а при возникновении звука те получали несильный, но ощутимый удар током. Повторяли это несколько раз, чтобы животные запомнили: звук = неприятность. Наконец, двери клеток открыли. Учёные ждали, что как только собаки услышат этот опасный звук, то тут же выбегут на свободу. Но звери просто легли на пол и заскулили! Они даже не пытались сбежать, хотя теперь у них была такая возможность.
То же самое происходит и с человеческой психикой: если мы много раз пытаемся что-то сделать, но никак не получается, то мы просто смиряемся и перестаём пытаться. Ведь мозг сделал вывод: изменить что-то невозможно. И в такой ситуации нашим поведением управляет не реальность, а именно этот вывод. Это и называется выученной беспомощностью.
Так ломается воля человека. Так появляются пессимизм, вера невозможность изменить ситуацию, слепое подчинение людям или обстоятельствам.
Считается, что полного иммунитета к выученной беспомощности нет ни у кого. Но есть люди, у которых она возникает быстрее. Это те, кто либо уже имел опыт собственной беспомощности, либо наблюдал за беспомощностью других. Если у человека не было возможности контролировать свою жизнь, то это ощущение он будет переносить и на другие ситуации своей жизни. Проще говоря, он перестаёт верить в свою способность сопротивляться и хоть на что-то влиять. А если он ещё и регулярно видел безуспешные попытки других, то это чувство становится ещё сильнее.
Поэтому мы так часто слышим от жертв домашнего насилия нечто вроде «все так живут/ все мужчины изменяют/ а у моей подруги ещё хуже»: ведь в их окружении часто не бывает других примеров. Кто пытался ситуацию изменить — только хуже было. «Хуже» - это и про одиночество в том числе. Ведь если жертва не верит в возможность управлять собственной жизнью, то одиночество для неё — катастрофа, стопроцентный «проигрыш» в борьбе за счастье. Одна-то она его себе не организует, а в возможность другой жизни не верит. Круг замкнулся.
3. Зависимость
Относительно мазохистов (а мы именно об этом говорим) существуют два представления: одни говорят, что мазохисты любят боль, а другие утверждают, что их привлекает ИЗБАВЛЕНИЕ от боли. На мой взгляд, одно другому не мешает, а даже способствует.
Любая зависимость — любовная, наркотическая, алкогольная, игровая — работает по одной и той же схеме. Ключевую роль в ней играют сильные эмоции, точнее, быстрая СМЕНА полярных эмоций. Кайф меняется на ломку, счастье рядом с любимым — на тоску от его отсутствия. Так и возникает сильная привязанность.
В случае домашнего насилия жертва влюбляется не в мучителя, а в свои страдания, в сильные чувства. Так же, как зачастую влюбляются не в партнёра, а в его недоступность. А как только объект становится доступным — тут же или интерес пропадает, или возникает третий участник отношений.
4. Смена ролей
В психологии есть такая аксиома: доля садизма в человеке равна доле его мазохизма. Жертв домашнего насилия это касается самым непосредственным образом. Ведь после того, как мучитель избил/ изменил/ обидел, он так искренне извиняется, так пытается всё исправить, что... на время меняется ролями с мазохистом. Теперь власть (временно) принадлежит жертве. Та снова начинает верить в то, что садист на самом деле хороший, что с ним можно договориться, что он любит и готов на всё, лишь бы исправиться.
Частично эта логика верна. Потому что зависимость — обоюдна. Не только жертве нужен мучитель, но и наоборот. И он будет держать её при себе как можно дольше, никуда он от неё не денется. Только осознать это она уже не может (большой привет выученной беспомощности). И — да, даже если она это осознает, то его потребность в садизме никуда не денется, и его садистские потребности для него куда важнее отношений с конкретной дамой.
У таких пар любовь напоминает расчленёнку. Она любит его не целиком, а только ту его половину, которая извиняется. А он любит в ней не её саму, а её мазохизм. То есть они оба любят те части друг друга, которые... дают власть, чувство нужности и ощущение, что тебя любят. И, конечно, необходимый им обоим контраст между беспомощностью и всемогуществом.
Под влиянием этих психологических феноменов жертва находит стратегии, которые помогают жить в ситуации насилия. Например:
- отрицает негативные эмоции, полностью сосредотачиваясь на положительных
- берёт вину на себя, оправдывая этим действия партнёра
- утрачивает собственное мнение, заменяя его мнением садиста. Отказ от собственной личности не даёт возможности понять, чего жертва хочет для себя, как сделать её счастливой без него
- не сообщает об актах насилия, перестаёт общаться с другими людьми
- изучает привычки партнёра, пытаясь под него подстроиться
Стоит ли говорить, что эти стратегии — способы обмануть себя, которые на самом деле только усугубляют ситуацию. Воронка домашнего насилия затягивает и жертву, и мучителя.
Но ведь бывают те, кто в такие отношения вообще не вступают, а бывают люди, которые только так и могут жить. Как это объяснить? Очень просто: есть пятый элемент — личностные особенности жертвы. Но об этом в следующий раз.
7
0
3