articles
Международный психоаналитический журнал 2015, No 5
«Пророк, дрожaщий меж полaми»:
о декабрьском съезде испанской школы лакановского психоанализа
And I, Tiresias, have foresuffered all
Т.С. Элиот, «Бесплодная земля»
В начале декабря прошлого года в Мадриде прошёл XIII съезд испанской школы лакановского психоанализа (ELP), озаглавленный «Выбор пола: от нормы к изобретению», и здесь мы хотели бы вам представить небольшой обзор работ, публиковавшихся в блоге съезда. Блог этот, кстати, называется Тиресий – в честь мифического прорицателя-слепца, которому, как Орландо у Вирджинии Вульф, довелось пожить в теле как мужчины, так и женщины.
По одной из легенд он превращался в женщину и обратно целых семь раз, что позволило ему узнать обе стороны сексуальных отношений и потом – согласно ещё одному мифу – свидетельствовать, что от любовных утех женщина получает в 9 раз больше удовольствия, чем мужчина. Конечно, именем этого знатока наслаждения и эксперта в области пола блог назван не случайно: речь шла о том самом – о женском и неженском наслаждении, о несуществующих сексуальных отношениях, о смене и выборе пола и проч.
Одну из сквозных тем блога и конференции можно сформулировать так: какую позицию занимает психоанализ в отношении пола в XXI веке, в эпоху полной деконструкции самого понятия пола и всё большего разнообразия и уравнивания сексуальных практик и умножения модусов наслаждения?
С одной стороны, Лакан 70-х годов с его поворотом в сторону Реального, с идеями синтома, несуществующего Другого, наслаждения Одного и множественности Имён Отца - Лакан, утверждающий, что никто не знает, что такое мужчина и женщина, казалось бы, уводит нас примерно в ту же сторону, что и общий дискурс эпохи: к отрицанию нормы, в том числе и сексуальной, и утверждению уникальности субъекта. В этом психоанализ близок, например, квир-теории. Но в чём тогда его радикальное отличие?
Мануэль Фернандес Бланко описывает современного субъекта как того, кто отказывается определять себя господствующим дискурсом, кто старается сам создать себе означающее, выбрать свой модус наслаждения и исходя из него строить свою идентичность. Это субъект, не вписывающийся в старые бинарные схемы пола и, по сути, отрицающий саму идею полового различия. Это субъект, провозглашающий полную свободу выбора.
Эта борьба за свободу выбора по сути лежит в плоскости идентификаций и видимостей, в пространстве Символического и Воображаемого. Здесь выбор вполне возможен: здесь можно быть гетеро- и гомосексуалом, геем, трансгендером, транссексуалом, асексуалом – кем угодно, благо вариантов с каждым днём предлагается всё больше. Можно менять имя, одежду, паспортный пол. Однако этот дискурс совершенно игнорирует плоскость Реального, а именно здесь и лежит развилка гендерных теорий с психоанализом, говорит Бланко.
Для аналитика половое различие безусловно существует. Коренится оно не в анатомии, не в выборе объекта, не в идентификациях и не в структуре фантазма, а в позиции, которую субъект занимает в отношении наслаждения, фаллического и нет. И на этом уровне свободы выбора нет никакой: вхождение в сексуальность это по определению травматический опыт, и субъект навсегда остаётся отмечен этой встречей с Реальным и несёт записанными в себе неистребимые следы наслаждения, следы буквы – в теле.
Если, как говорил Лакан, «наслаждение – это страница, отсутствующая в философии», то, по словам Бланко, «клиника – это страница, отсутствующая в квир-теории». А клиника показывает, что в сфере наслаждения действуют фиксация и повторение, а отнюдь не выбор. «Анализ идёт дальше, потому что ориентирован на то странное, абсолютно уникальное, что есть в субъекте – на его сингулярное наслаждение, которое невозможно ни с кем разделить».
Здесь возникает парадокс нашей культуры, отмечает Иван Руис: вроде бы мы идём по пути уникальности каждого субъекта и именно во имя этого требуем нормализации альтернативных идентичностей и уравнивания их в правах с традиционными (тут можно вспомнить борьбу за гомосексуальные браки и усыновление детей). Но в итоге в законе вводится новая, пусть и расширенная, норма, вновь претендующая на то, чтобы регулировать сексуальные отношения и распределение наслаждения, и всеобщее уравнение всего стирает различие – то есть то самое радикально другое, уникальное, что есть в субъекте.
Висенте Паломера указывает на проблемы со свободой также и в выборе объекта. Описанный Фрейдом случай пациента, для которого видеть «блеск на носу» (Glanz auf der Nase) женщины было условием возможности сексуального наслаждения с ней, показывает, как выбор объекта может зависеть от означающего, появившегося в результате случайной встречи с сексуальностью и занявшего место по определению отсутствующего означающего сексуальных отношений. Так lalangue определяет сексуальность субъекта и однажды записанный способ наслаждения в повторении воспроизводит сам себя – через субъекта и помимо него.
В качестве шутки можно также упомянуть, что Микель Бассольс говорил об умножении полов в современных гендерных исследованиях: есть авторы, которые предлагают выделять 6 полов, а есть и те, кто насчитывает их 8. При этом, как сказал Бассольс, «Фрейдовское бессознательное не знает даже двух полов. Оно умеет считать только до одного, или в лучшем случае по одному. Для него есть только одно либидо – мужское, и только один символ сексуальности – фаллос».
Это и есть принцип означивания сексуальности, в котором при этом не может быть записана разница полов (и уж тем более их отношения). И это «один» - это тот самый лакановский Один, об одиноком, не включающем Другого наслаждении которого мы говорили. Вместе со своим пре-фаллическим, до-фантазматическим (а)сексуальным объектом, находящимся вне фаллического означивания и сосредотачивающим в себе наслаждение тела, этот Один и образует синтом…
Другая интересная тема, много раз звучавшая в блоге и на съезде, это отношение между окончанием анализа и «женским» наслаждением. В частности этому посвятила свой текст Арасели Фуэнтес. С её точки зрения – и с точки зрения Эстелы Солано – окончание анализа будет различаться для субъекта, целиком находящегося внутри фаллической логики «всего», и субъекта, находящегося в ней не целиком и причастного логике «не-всего».
Для обоих окончание анализа проходит по пути синтома, наслаждения Одного, которое является наслаждением фаллическим. Но для второго субъекта существует ещё и дополнительное, женское наслаждение. Синтом и наслаждение, с ним сопряжённое, легче даются анализу, чем другое наслаждение, не знающее слов и превосходящее наслаждение синтома. Буква синтома связывает знак и наслаждение в теле, но она не касается другого наслаждения, и таким образом для «не-всего» субъекта выход из анализа будет предположительно проблематичнее, ему нужно будет проделать дополнительный шаг. По свидетельствам Арасели Фуэнтес и Эстелы Солано, для них этот шаг был связан с необходимостью не только пройти логику «всего» и исключения (место которого и занимает истерический субъект), но и выйти за её пределы и исследовать логику «не-всего», где нет исключений.
Кроме того, женское наслаждение всегда отсылает к Другому, и оно также проблематизирует исход анализа с точки зрения прихода к Одному синтома и утверждению не-существования Другого. Потому что для «не-всего» субъекта Дугой всегда существует чуть больше, чем для того, кто целиком укоренён в логике Одного.
При этом ещё одно не-существование, с которым нужно столкнуться в анализе, - это не-существование женщины, La femme, и здесь как субъекту, занимающему мужскую позицию, так и женскую, нужно будет, по словам Патрика Монрибо, «сконстуировать une femme». А это предполагает, в свою очередь, создать любовь, которая была бы, как говорил Лакан, немного более цивилизованной, более боромеевой и менее эдипальной, не избегающей Реального. Для этого нужно «быть нацеленным на изобретение знания о женском наслаждении, которое включало бы Реальное и стремилось бы не закрыть его собой, но скорее очертить его границы». Это же для субъекта в мужской позиции включает «де-фетишизацию» объекта любви: в описанном случае на место объекта-фетиша приходит извлечённый из поля Другого и присвоенный субъектом объект-причина-желания.
Но нужно быть не меньше, чем Тиресием, чтобы так уверенно и в таких подробностях говорить о женском наслаждении, поэтому перейдём к следующей теме, которую нам захотелось включить в этот обзор в том числе и по соображениям, связанным с нынешней ситуацией в России. Так вот, интересный вопрос поднял уже упомянутый Иван Руис: он представил работу о гомосексуальных парах с детьми. По мнению автора, беспокойство, что гомосексуальная пара не способна ввести ребёнка в мир сексуальных различий, совершенно не обосновано.
Он утверждает, что, поскольку сексуальных отношений не существует (в том смысле, что нет взаимного соответствия между модусами наслаждения вовлечённых в них партнёров, независимо от их пола), любая пара вполне олицетворяет собой «остаточную функцию» различия полов и идею гетерогенности Другого. «Гомо-родителей» в некотором смысле не существует. Нельзя записать формулу сексуальных отношений мужчины и женщины, точно так же не может быть записана и формула отношений двух женщин или двух мужчин. То есть любая пара родителей может ввести ребёнка в мир символических различий и передать ему главное - нехватку знания о загадке сексуальных отношений и «рождения говорящего субъекта в Реальном».
Что тогда остаётся от Эдипа? Необходимость кастрации, отвечает автор, а для этого нужно, чтобы присутствовали две функции: условно отцовская, олицетворяющая «авторитет, не отсылающий ни к каким гарантиям, помимо слова», и условно материнская, воплощающая желание. В конечном итоге для каждого субъекта семья – это «изобретение, противоречащее норме, построенное исходя из неё для того, чтобы выйти за её пределы».
На этом, в полном соответствии с логикой «не-всего», столь необходимой там, где речь идёт о сексуальных отношениях и женском наслаждении, мы обрываем наше повествование, потому что конференция с такой темой не может быть описана сколько-нибудь исчерпывающе. Надеемся, что в какой-то степени нам удалось осуществить замысел, заявленный в эпиграфе, и положить Тиресия – «пророка, дрожащего меж полами» – на аналитическую кушетку.
Арсений Максимов