articles
Психотерапевтические отношения содержат в себе элемент зависимости одного человека от другого, поскольку изначально клиент обращается к психологу за помощью. Приходя к другому человеку, клиент соглашается на его условия. Психолог предоставляет ему рабочее помещение (или его виртуальный аналог - ссылку), расписание для записи, правила психотерапии для ознакомления. Психолог выступает в роли компетентного специалиста, который умеет работать с определённого рода проблемами - знает, как они устроены, может предложить соответствующие техники. Клиент же может ничего не знать о своих психических процессах - о том, что он переживает горе, о том, как психологические травмы влияют на его жизнь. Но он доверяет себя специалисту, который задаёт наводящие вопросы, даёт интерпретации и рекомендации. Постепенно, в ходе психологической работы клиент обретает всё большую независимость. Он начинает лучше понимать, как устроены его внутренние процессы, отчего ему становится плохо, как он может совладать с этим "плохо". Образ психолога из внешнего превращается во внутренний, и в перерывах между сеансами клиент может продолжать вести со своим психологом внутренние диалоги. Со временем клиент даже может отметить, что он знает, что психолог сейчас ему скажет. Т.е. в процессе терапии рождается, растёт и набирает силу фигура внутреннего психолога у клиента или, как бы сказали юнгианские психологи, фигура внутреннего целителя. В конечном итоге, к завершению терапии клиент уже владеет навыками рефлексии, самопонимания, осознания и может самостоятельно справляться со своими проблемами, опираясь на себя. Конечно, в некоторых ситуациях ему ещё может быть нужна поддержка, но, в целом, он отмечает, что значительно продвинулся в саморегуляции благодаря терапии. Однако в ходе обретения клиентом автономии в терапии могут возникнуть трудности. Некоторые люди могут болезненно переносить ситуацию зависимости от психолога и пытаться достичь автономии раньше, чем объективно готовы к ней. Например, человек всё ещё нуждается в помощи, но по каким-то причинам не готов её принять. Или: человек нуждается в помощи, но не хочет доверять себя специалисту, а потому пытается взять на себя контроль над ситуацией, перехватить власть, изменить условия терапии или как-либо ещё утвердить свою автономию. В некоторых случаях клиенты могут преждевременно срываться с терапии, когда кажется, что успех уже достигнут, но игнорируется процесс закрепления успеха. Преждевременная автономия похожа на детский или подростковый бунт, когда ребёнок протестует против тех условий развития, которые обеспечивают ему родители. Как и ребёнку, клиенту в эти моменты может всё не нравиться в работе психолога - подход, метод, сеттинг, помещение и т.д. Как и бунтующий ребёнок, он хочет всё раскритиковать, отбросить и отвергнуть, чтобы утвердить своё. Но проблема в том, что для этого "своего" либо не хватает ресурса, либо это "своё" ещё окончательно не созрело до состояния, когда оно могло бы быть гармонично реализовано. Сепарация ещё не произошла, а в состоянии недосепарации трудно отделить своё от чужого. Именно поэтому начинается борьба - не хватает ресурсов на то, чтобы отделиться, признать свою точку зрения отличной и принять зрелое решение. Вместо этого человек, который хочет автономии, но ещё остаётся зависимым, пытается сохранить зависимую ситуацию, но сделать её более удобной для себя. Например, сохранить за собой время, но не оплатить его бронь в календаре психолога. Или сохранить терапию, но попытаться изменить её сеттинг. Подобные стремления к автономии психолог обычно вносит в терапевтический процесс. Он может отметить, что клиент обретает критику и самостоятельность, что в нём просыпаются независимые стремления и желание делать всё по-своему. Однако отыгрывание подобного процесса вряд ли приведёт к результату. Вместо него можно попробовать разобрать, против чего бунтует клиент, в чём он чувствует свою несвободу и как обстояли дела с признанием его автономии в семье, как к ней относились родители. Вполне возможно, что попытки отыграть сепарацию в терапевтическом пространстве указывают на недосепарированность от родителей или даже непрожитый бунт, который сейчас пытается прорваться в более безопасном пространстве. И, если направить эту энергию бунта на процесс внутренней трансформации, бунт может стать началом большого прогресса. Кроме того, если клиент отчаянно стремится к автономии, можно попробовать обсудить с ним, как это возможно в терапевтическом пространстве. Возможно, он приписывает аналитику излишнюю власть, полагая, что должен выполнять все домашние задания, хотя на практике у него есть свобода не делать их. Или ему кажется, что правила терапии излишне давят на него, хотя у них есть прагматическая сторона и рациональные основания сохранения пространства договорённостей для обеих сторон. Стремлению к автономии важно дать конструктивный выход - вместе подумать о том, как именно клиент мог бы чувствовать себя более свободным и независимым в ситуации, когда он в то же время является тем, кто обратился за помощью, ведь независимость никогда не бывает абсолютной и оторванной от отношений с другими людьми. На практике она всегда связана с определённой позицией и образом мышления, с внутренней свободой, которая также подразумевает ответственность. |