Итак, ваш сын безумен; нам осталось
Найти причину этого эффекта,
Или, верней, дефекта, потому что
Дефектный сей эффект небеспричинен.
Вот что осталось, и таков остаток.
Полоний о Гамлете[1]
В названии моего сообщения – цитата из Лакана. Именно так он характеризует меланхолический дискурс:
«“Я ничто… я всего лишь…” (je ne suis rien…[2] je ne suis qu’une…) – [говорит меланхолик], и заметьте, что здесь дело никогда не касается спекулярного образа. Меланхолик не жалуется на то, что он скверно выглядит, или что у него всратое ебло, или что он сходит с ума. [Нет], он – худший из худших, он причиняет своей семье самые ужасные несчастья. Погруженный в самообвинения, меланхолик обретается целиком в царстве Символического. И мы можем добавить: он потерпел там крушение (il est ruiné)»[3] (перевод с французского мой).
Это было сказано Лаканом на последней встрече восьмого семинара «Перенос» 28 июня 1961 года.
Лично мне удалось найти только три места в его семинарах, где тема меланхолии так или иначе затрагивается: это шестой семинар «Желание и его интерпретация», упомянутый восьмой семинар и десятый семинар «Тревога».
Несмотря на то, что Лакан на удивление мало говорил о меланхолии (и о её зеркальном двойнике – мании), как бы мимоходом, никогда её отдельно не тематизируя, говорил он о ней – как это у него часто бывало, когда он о чём-то говорил походя – с удивительной глубиной, распахивающейся в обширное поле новых прочтений и интерпретаций этого до сих пор загадочного феномена человеческой жизни.
Вторая часть названия доклада – «меланхолия как четвертая структура» – отсылает к особому, нозологизирующему, подходу к прочтению Лакана. Выдающимся представителем данного подхода можно назвать Брюса Финка, согласно которому в психоаналитической клинике существует всего три «диагностические структуры» (именно «диагностические», подчеркну это – Финк прямо говорит о «лакановском диагнозе»: lacanian diagnostic criteria, Lacan’s diagnostic schema[4]): невроз, психоз и перверсия. По Финку, эти три структуры полностью покрывают «всё поле психологических феноменов» и являются «непереходными».
Можно задаться «наивным» вопросом: почему именно три структуры? Почему не две и не пять?[5] Выскажу предположение: потому что существует всего три модальности ответа на любой вопрос. Именно, речь идёт о вопросе, который Другой адресует субъекту, по всей видимости, где-то на закате Эдипова комплекса. И вопрос этот можно было бы сформулировать так: «Принимаешь ли ты мой Закон?» Под Законом здесь я имею в виду способ обращения (или взаимодействия) с нехваткой.
Итак, три возможных версии ответа на этот вопрос:
Но есть и четвёртая возможность ответа – та возможность, которой вовсю пользуются аналитики в своей клинической работе и без которой анализ, я убеждён, невозможен в принципе. На заданный вопрос можно промолчать, ответить молчанием. Это может быть «многозначительное молчание», молчание как знак согласия, укоризненное молчание, молчание, на письме передающееся многоточием… В русскоязычной Википедии в статье «Ответ»[9] дано блестящее, на мой взгляд, определение молчания: «Молчание иногда тоже может быть ответом на вопрос, в случае если отвечающий не знает ответа или не хочет его давать». Не менее блестящим представляется и определение идеального ответа, данное там же: «Идеальный ответ – это ответ, на который нет никаких вопросов».
…Что, если субъект промолчит в ответ на вопрос Другого? Не можем ли мы тогда говорить о ещё одном, четвёртом типе устроения психического, в основе формирования которого лежит особая символическая операция, производимая в отношении к факту кастрации, помимо трёх основных (Verdrängung для невроза, Verwerfung для психоза и Verleugnung для перверсии), описанных в так называемой лакановской клинике? Действительно, если невроз, по выражению Фрейда, есть «негатив перверсии»[10], то какая структура могла бы выступить в роли «негатива (или позитива?) психоза»? Если невроз и перверсия – это парные (хиральные, то есть зеркально-симметричные) структуры, то психоз словно бы остаётся неприкаянным исключенным третьим.
Для Лакана психоз является «особой участью» субъекта, поскольку операция отбрасывания, формирующая его, не подразумевает первоначального утверждения (Bejahung) первичного означающего, в то время как в случаях невроза и перверсии это предварительное принятие совершается. Таким образом, при образовании психотической структуры купируется момент означивания (пространство психического становится, так сказать, проколотой окрестностью отброшенного означающего). Недаром Лакан в третьем семинаре открыто сравнивает психотика с табуреткой о трёх ножках[11], а психоз называет «дырой в Символическом»[12].
Когда Лакан говорит о психозе, он подразумевает конкретную его форму, а именно ту, которую в институциональной психиатрии относят к рубрике психозов шизофренического спектра. Надо отметить, что во времена третьего семинара соотношения между шизофренией и паранойей (а также тем, что Фрейд называл парафренией[13]) у Лакана были недостаточно прояснены (но он никогда и не был нозографом и диагностом, какими были те же Крепелин или Блейлер). Так, Лакан говорил, в частности, о том, что «в центре паранойи стоит речевая галлюцинация»[14], в то время как для современного психиатра любые галлюцинации, как ведущий симптом, автоматически исключают диагноз паранойи (хронического бредового расстройства, кодирующегося как F22 в МКБ-10), поскольку единственным её симптомом является бред. Эксплицитное различение паранойи и шизофрении Лакан даст только двадцать лет спустя, в предисловии к французскому переводу мемуаров судьи Шребера: наслаждение параноика помещено в Другого, наслаждение шизофреника – в тело[15].
Специфические речевые расстройства – это, для Лакана, главенствующий (выражаясь медицински, патогномоничный) симптом, позволяющий аналитику делать вывод о психозе. «Именно [нарушения языкового порядка]… нужны, чтобы диагностировать у больного психоз»[16]. В российской психиатрии/патопсихологии их обозначают термином «атактические замыкания» (введённым ленинградским психиатром Останковым ещё в 20-х гг. XX в.), относя к базовым симптомам шизофрении. Это замыкание по аналогии с замыканием электрической цепи, короткое замыкание, происходящее в означающей цепочке из-за отсутствия в ней «предохраняющих элементов», «изолирующих» первичных означающих, что приводит к возрастанию силы наслаждения, которым заряжены означающие психотика, к их искрению, перегреву и расплавлению – буквально ко всему тому же, что происходит при коротком замыкании в электрическом приборе под напряжением. На различных уровнях языка (морфологическом, синтаксическом, уровне абзаца) это порождает особые эффекты шизофренической речи, хорошо описанные, к примеру, Блейлером в монографии «Dementia praecox, или Группа шизофрений» (1911)[17] или в конце работы Фрейда «Бессознательное» (1915)[18]: шизофазию, неологизмы, резонёрство.
Второй симптом психоза – это галлюцинации, обыкновенно разворачивающиеся в слуховой (вокальной) модальности и вкупе с нарушениями мышления/речи представляющие собой не что иное, как возвращение в Реальном отброшенного означающего.
Наконец, третий симптом, бред, есть усилие Воображаемого залатать дыру в Символическом, оставшуюся на месте непринятого означающего, и ортопедически восстановить работоспособность означающей цепочки.
В психиатрии выделяют вторую категорию психоза, впервые отделённую от шизофрении («раннего слабоумия») Крепелином в докладе, прочитанном в Гейдельберге 27 ноября 1898 года[19]. Это так называемые «аффективные психозы», к которым относятся депрессия и мания в различных нозологических формах. Симптоматология, исходя из которой психоз причисляют к той или иной рубрике «крепелиновской дихотомии», предельно проста:
Аффективный психоз не сопровождается характерными для шизофрении атактическими нарушениями мышления и речи (характерны лишь нарушения, связанные с изменениями скорости течения мышления). Между приступами больной находится в состоянии полного здоровья, и личность его остается в неизменности. Меланхолия «по прошествии определённого времени… проходит, не оставляя после себя явно выраженных сильных изменений»[20], отмечал Фрейд.
Шизофреническому психозу присущи нарушения аффекта в виде его «уплощения», постепенного нарастания так называемой «эмоциональной тупости» вплоть до клинического впечатления деменции (именно поэтому шизофрению первоначально обозначали как dementia praecox, «раннее слабоумие»). Фрейд: «О других формах психозов, о шизофрениях, известно, что их исходом бывает аффективная тупость, то есть они имеют тенденцию к отказу от всякого участия в жизни внешнего мира»[21] – так с течением времени в личности больного всё более нарастает необратимый «личностный дефект», и каждый приступ психоза забирает кусочек личности больного.
Эта дихотомия до настоящего времени лежит в основе современных классификаторов психических расстройств (хотя позиция Крепелина, в частности, относительно необратимости шизофренического процесса и неизбежности его исхода в конечное дефицитарное состояние, была пересмотрена – не только другими психиатрами, но и самим поздним Крепелином).
Является ли маниакально-депрессивный психоз психозом с точки зрения клиники Лакана? Я бы сказал, что нет, ибо в этом случае отсутствует главное для лакановского определения психоза: специфические речевые расстройства. В случае аффективного психоза означающая цепочка сбережена в целости, провалов в ней нет, но субъект перемещается по ней либо слишком медленно (вплоть до заклинивания в мёртвой точке), либо (в случае мании) слишком быстро – так быстро, что иногда даже преодолевает, так сказать, звуковой барьер означающего. Известно, что если скорость движения тела начинает превосходить предельную скорость распространения колебаний частиц среды, то это приводит к различным примечательным эффектам – наподобие звукового удара и эффекта Прандтля – Глоерта, сопровождающих достижение воздушным судном скорости один мах, или черенковского излучения.
В 1912 году, за пять лет до выхода «Скорби и меланхолии» Фрейда, Карл Абрахам опубликовал одно из самых первых психоаналитических осмыслений меланхолии – замечательную статью «Подходы к психоаналитическому исследованию и лечению маниакально-депрессивного расстройства и родственных ему состояний». Бывает, аналитики сетуют на то, что ни Фрейд, ни Лакан не оставили примеров работы с меланхоликами, что может вызывать профессиональное беспокойство, так как поначалу будто бы и не на что опереться в своей собственной работе с депрессивными анализантами. В упомянутой статье есть несколько таких примеров, и её можно горячо посоветовать практикующим аналитикам.
Абрахам подмечает, насколько структура аффективного психоза походит на невроз навязчивости, так как и в том, и в другом случае наблюдается нарушение динамики любви и ненависти и сильное торможение либидо – вплоть до отказа от жизни, депрессивного ступора, который Абрахам почти по-лакановски называет «символической смертью»[22].
Более того, он обращает внимание на то, что депрессия похожа и на паранойю. Их роднит общий механизм проекции. Проекция перераспределяет садистические и мазохистские импульсы таким образом, что задержанная любовь к объекту (задержанная в силу того, что объект пропал, то есть некого любить) инвертируется в ненависть, приписывающуюся затем объекту и направляющуюся на самого меланхолика, который тут же с готовностью находит у себя множество «недостатков», «заслуживающих» самого строго осуждения, наказания, кары, проклятья.
Здесь Абрахам делает любопытное наблюдение. Оказывается, «даже самая глубокая меланхолия доставляет скрытое удовольствие»[23] меланхолику (это наблюдение повторит и Фрейд: «доставляющее удовольствие самоистязание при меланхолии»[24]). Удовольствие же, но не «скрытое», а совершенно оголенное, открытое, я бы сказал, «бесстыдное», доставляет субъекту и близнец меланхолии – состояние маниакального психоза. Абрахам пишет: «аффект удовольствия от мании может исходить из тех же источников, что и удовольствие от остроумия»[25]. Таким образом, маниакальные нарушения мышления в виде скáчки идей, соскальзывания по созвучию и т.д. – это именно «образования бессознательного» (в том самом смысле, в каком понимал их Лакан, и рассмотрению которых он посвятил пятый год своего семинара); они могут быть объяснены в свете фрейдовой теории остроумия и противопоставлены атактическому мышлению, исходя из того, что означающая цепочка у маниака сохранена и в ней, в отличие от состояния психоза в лакановском понимании, отсутствует недостающее[26] (отброшенное) означающее. Субъект в острой мании функционирует как дурной комедиант, как сломавшийся автомат по производству смешных шуток, потерявший свободу и отдавшийся «на произвол бесконечной, игровой по своей природе означающей цепочке как она есть»[27], как говорил Лакан о мании на завершающем занятии десятого семинара.
Итак, у Абрахама меланхолия структурно похожа и на навязчивый невроз, и на паранойю. Фрейд же даёт нам понять, что в меланхолии можно усмотреть и обертона перверсии.
Меланхолики, указывает он, навязчиво общительны, любят жаловаться на себя, заниматься буквально прямым эксгибиционистским самобичеванием («[меланхолик] унижается перед любым человеком»[28]), не испытывая при этом ни малейшего стыда[29]. Утратив своё Я, меланхолик превращается в объект. И это очень роднит, как мне кажется, меланхолию с перверсией, ведь механизм расщепления Я свойствен последней, а подстановка субъекта на место объекта a характеризует, по Лакану, перверсивный фантазм. Грамматическая конструкция «да, но нет», лежащая в основе формирующей перверсию операции отклонения, свойственна и меланхолической позиции. Меланхолик мог бы сказать: «Я знаю, что моя любовь умерла, но во мне-то она не умерла»; «я живой, но я умер», точно находясь посередине между принятием и непринятием лишения.
Всё это делает меланхолию структурно чем-то таким, что не даёт ей полностью укладываться в категорию невроза, психоза или перверсии.
ОКОНЧАНИЕ ВО ВТОРОЙ ЧАСТИ
Примечания:
[1]Шекспир В. Гамлет, принц Датский // Шекспир В. Комедии, хроники, трагедии. В 2 томах. Т. 2. М.: Художественная литература, 1988. Стр. 177.
[2]Французское существительное rien в зависимости от контекста может означать и «ничто», и «что-то» («нечто»), и «ничтожество» (нечто незначительное, мелочное, находящееся на грани бытия и небытия), и даже «вещь»: этимология его восходит к латинскому res – можно вспомнить, к примеру, картезианское res cogitans («вещь мыслящая»).
[3]«…“je ne suis rien, je ne suis qu’une...” Remarquez qu’il ne s’agit jamais de l’image spéculaire. Le mélancolique ne vous dit pas qu’il a mauvaise mine, ou qu’il a une sale gueule, ou qu’il est tordu. Il est le dernier des derniers, il entraîne des catastrophes pour toute sa parenté. Il est entièrement – dans ses auto-accusations – dans le domaine du symbolique. Ajoutez-y l’avoir: il est ruiné». Данная цитата приведена из электронной расшифровки восьмого семинара в «критической» версии Школы лакановского психоанализа (ELP) (http://ecole-lacanienne.net/wp-content/uploads/2016/04/1960-1961-Le-Transfert-version-critique.pdf. P. 302). В «официальном» бумажном издании семинара «Перенос», в редакции Ж.-А. Миллера, фраза Лакана приведена в ином виде: «Je ne suis rien, je ne suis qu’une ordure» («я ничто, я всего лишь мусор (отброс)») (Lacan J. Le séminaire. Livre VIII: Le transfert (1960/61). P.: Seuil, 1991. P. 463). Как можно видеть, в миллеровской версии возникло означающее ordure, вполне возможно, в речи Лакана на том занятии семинара и не появлявшееся. (Спустя два года после написания моего текста, в 2019 г., восьмой семинар был опубликован на русском, поэтому на всякий случай приведу указанную цитату в переводе Черноглазова: «…Я ничто, я просто дерьмо. Обратите внимание, что речь никогда не идет о зеркальном образе. Меланхолик не скажет вам, что у него нескладная фигура, мерзкая рожа, что он кривой – нет, он будет говорить, что он хуже всех, что в семье он белая ворона, или что-нибудь в этом роде. В своих самообвинениях он никогда не покидает области символического. Прибавьте сюда еще имущественные жалобы – он разорен» (Лакан Ж. (1960/61) Перенос. Семинары. Книга 8. М.: Гнозис/Логос, 2019. Стр. 429). – Примечание 2024 г.)
[4]Fink B. A Clinical Introduction to Lacanian Psychoanalysis: Theory and Technique. Cambridge: Harvard University Press, 1997. P. 75.
[5]По утверждению Финка, «можно предположить, что можно обнаружить больше форм отрицания, что привело бы к наличию четырёх и более основных структур психики, но, согласно текущим практическим исследованиям и теории, данные три структуры покрывают собой всё поле психологических феноменов» (Fink B. A Clinical Introduction to Lacanian Psychoanalysis. P. 77. Рус. пер.: Финк Б. Лакановский подход к диагнозу. http://dreamwork.org.ua/лакановский-подход-к-диагнозу-вступл/).
[6]Фрейд З. Отрицание // Собр. соч. в 10 тт. Т. 3. Психология бессознательного. М.: ООО «Фирма СТД», 2006. Стр. 404.
[7]По Якобсону, фатическая функция языка «осуществляется посредством обмена ритуальными формулами или даже целыми диалогами, единственная цель которых – поддержание коммуникации», и именно она «является единственной функцией, общей для [говорящих птиц] и для людей. Эту функцию первой усваивают дети; стремление вступать в коммуникацию появляется у них гораздо раньше способности передавать или принимать информативные сообщения» (Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «За» и «против». М.: Прогресс, 1975. Стр. 201).
[8]Остин Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М.: Прогресс, 1986. Стр. 7–129.
[9]http://ru.wikipedia.org/wiki/Ответ
[10]«Психоневрозы – это, так сказать, негатив перверсий», – эту мысль Фрейд впервые озвучил в 1905 году в случае Доры (Фрейд З. Фрагмент анализа одного случая истерии // Собр. соч. в 10 тт. Т. 6. Истерия и страх. М. ООО «Фирма СТД», 2006. Стр. 125), затем повторил в «Трёх очерках по теории сексуальности», вышедших в том же году, в «Культурной половой морали и современной нервозности» (1908) и в «Лекциях по введению в психоанализ» (1910).
[11]Лакан Ж. (1955/56) Психозы. Семинары. Книга 3. М.: Гнозис/Логос, 2014. Стр. 269–270.
[12]Там же. Стр. 209.
[13]«Я позволил себе предложить объединить паранойю и dementia praecox под общим названием парафрения». Фрейд З. Введение в психоанализ. 26-я лекция: Теория либидо и нарцизм // Собр. соч. в 10 тт. Т. 1. Лекции по введению в психоанализ (1916 –1917). М.: ООО «Фирма СТД», 2006. Стр. 401.
[14]Там же. Стр. 35.
[15]См. Borie J. Le psychotique et le psychanalyste. P.: Editions Michèle, 2012. P. 63. Рус. пер.: Бори Ж. Психоз сегодня. Элементарный феномен. http://psychanalyse.ru/elementary-phenomena
[16]Лакан Ж. Психозы. Стр. 124.
[17]Где и был впервые введен неологизм «шизофрения» в качестве обозначения психиатрического диагноза.
[18]Фрейд З. Бессознательное // Собр. соч. в 10 тт. Т. 3. Психология бессознательного. М.: ООО «Фирма СТД», 2006. Стр. 168–175.
[19]Kohl F. The beginning of Emil Kraepelin`s classification of psychoses. A historical-methodological reflection on the occasion of the 100th anniversary of his “Heidelberg Address” 27 November 1898 on “nosologic dichotomy” of endogenous psychoses // Psychiatr. Prax. Vol. 26. No. 3 (May 1999). P. 105–111.
[20]Фрейд З. Печаль и меланхолия // Собр. соч. в 10 тт. Т. 3. Психология бессознательного. М.: ООО «Фирма СТД», 2006. Стр. 221.
[21]Фрейд З. Невроз и психоз // Собр. соч. в 10 тт. Т. 3. Психология бессознательного. М.: ООО «Фирма СТД», 2006. Стр. 358.
[22]Абрахам К. Подходы к психоаналитическому исследованию и лечению маниакально-депрессивного расстройства и родственных ему состояний // Психоаналитические труды в 3 тт. Т. 1. Работы 1907–1912 гг. Ижевск, ERGO, 2009. Стр. 281.
[23]Там же. Стр. 280.
[24]Фрейд З. Печаль и меланхолия. Стр. 219.
[25]Абрахам К. Подходы к психоаналитическому исследованию и лечению маниакально-депрессивного расстройства… Стр. 283.
[26]Данное «отсутствие недостатка» (так, у маниака нет недостатков, он преисполнен одних только достоинств, являясь совершенным фаллосом) можно было бы обыграть с самых разных сторон, но у меня, к сожалению, в рамках данного сообщения, нет на это места.
[27]Лакан Ж. (1962/63) Тревога. Семинары. Книга 10. М.: Гнозис/Логос, 2010. Стр. 418.
[28]Фрейд З. Печаль и меланхолия. Стр. 214.
[29]Может быть, «бесстыдство» – тот способ отношения к Другому, который объединяет меланхолию и манию (в отличие от вины, которая несомненно пожирает меланхолика, но совершенно пропадает в случае мании, вплоть до полного впечатления исчезновения у маниака инстанции Сверх-Я).
9
0
0