Для начала, хочу рассказать об одном грустном и одновременно забавном эпизоде, случившемся со мной пару лет назад, в поезде «Москва – Санкт-Петербург». В вагоне-ресторане, за мой столик сел мужчина средних лет, довольно-таки симпатичный, моложавого телосложения. Когда ему принесли еду, он заговорил. Покритиковал блюда, рассказал, куда и зачем едет, какая у него машина и кем работает. Спросил о моей профессии. Узнав, что я психотерапевт, да еще и психоаналитического направления, ответил с ухмылкой: «А понятно! Читал. Я в это не верю! По-вашему, получается, что все проблемы и беды у человека потому, что он хочет свою маму! Да это же смешно!» У меня не было желания с ним вступать в дискуссию, я сказала, только, что это слишком упрощенный взгляд на психоанализ, и что мы можем поговорить о чем-нибудь другом. Он продолжил: «Вот скажите, ну, причем здесь мама? Мне 44 года, но мне только молодые девушки нравятся. Если женюсь, то только на молодой, не старше 20! Старше – не рассматриваю даже! Просто все время дуры попадаются, а меня дуры – бесят». Я уточнила: «Так Вы один живете?» Он ответил: «Нееет, с мамой я живу! А что?». Я спросила, не кажется ли ему, что чем строже у него требования к будущей невесте, тем легче ему и дальше не расставаться с мамой. Он нахмурился, посмотрел на меня с недоверием и сказал: «Да ладно! Просто так получилось! Я никогда к материной юбке не был привязан! Наоборот! Мать рассказывала, что когда я был грудничком, ей приходилось меня будить, чтобы покормить, а я спал и не хотел!» - «Возможно, - ответила я, - для Вас легче было, умереть во сне с голоду, чем проснуться и почувствовать зависимость». Он несколько минут сидел молча, неподвижно глядя на тарелку, а потом заговорил о чем-то другом…
Вот такая история, где карикатурное представление об Эдиповом Комплексе и психоанализе сосуществует с драмой человека, жизнь которого зашла в тупик от отсутствия доступа к истокам своего жизненного сценария. Представим себе, хотя это и сложно, что этот мужчина решил бы обратиться все-таки за психологической помощью. Показана ли ему была бы долгосрочная психоаналитическая терапия, или ему стоило бы воспользоваться одним из современных краткосрочных подходов? Давайте разбираться.
Чтобы перейти к существу вопроса,
выскажу несколько утверждений, которые постараюсь дальше обосновать и развернуть. Первое из них состоит в том, что в основе большинства самых разнообразных проблемных ситуаций, с которыми люди обращаются (или не обращаются) за психологической помощью, лежит глубинное психологическое искажение восприятия ролевой позиции себя и других людей по шкале родитель-взрослый-ребенок в разных вариациях. И, как следствие - нарушение способности устанавливать качественные, адекватные, реально удовлетворяющие отношения. Я также осмелюсь утверждать, что во многих случаях, причина такого искажения определяется особенностями проживания в младенческом возрасте отношений полной фатальной зависимости от ухаживающего взрослого, прежде всего матери. Безусловно, есть много других факторов, влияющих на то, какими мы вырастаем, и поэтому мы разные, но никто из нас не смог избежать эмоционального испытания этого периода, и если оно было пройдено успешно, то влияние более поздних негативных факторов будет значительно снижено, и наоборот.
Прежде всего, это имеет отношение к ситуации кормления, которая сопровождается сменой полярных состояний: удовлетворения или фрустрации. Сам ребенок, при этом, никак не может влиять на то, в каком соотношении эти состояния присутствуют. Это определяется личностью и характером матери, ее отношением к ребенку, ее настроением, состоянием и внешними обстоятельствами. Младенцу приходится иметь дело с тревогой неопределенности, и он может по-разному, в зависимости от его индивидуальных генетических и органических предпосылок эту данность переживать. Поскольку мыслительный аппарат на тот момент еще только формируется, содержимое этих ранних переживаний не перерабатывается в осмысленный опыт, а фиксируется на эмоционально-физиологическом уровне, и в сознательной памяти следов не имеет. В норме, если позитивный аспект кормления и в целом ухода преобладает, у малыша разовьется способность выдерживать фрустрацию, а эти ранние отношения с матерью оставят в психике положительный след, как приносящие радость и удовлетворение, создающие безопасность и вызывающие доверие. Если же уровень страдания превышает определенный рубеж, на том же бессознательном уровне фиксируется ощущение угрозы и отвержения, и происходит «выбор» стратегии психологической защиты и совладания.
Ребенок, например, может «принять решение» психологически вернуться к предыдущему, внутриутробному этапу, когда ресурсы тела матери были доступны всегда. Это стратегия слияния. Во взрослой жизни, мы можем этот механизм наблюдать в случаях, так называемых, созависимых пар, функционирующих как единый организм, когда как будто существует одна жизнь на двоих. Часто в таких парах отношения бывают дисгармоничны, мучительны, они не дают развиваться личности каждого, но цементирует их и делает прочными страх сепарации (отделения). Страх сепарации и страх зависимости – как две стороны одной медали.
Другая стратегия заключается в том, чтобы заменить желанную, но фрустрирующую материнскую грудь на суррогат, которым можно распоряжаться, и таким образом получить контроль над своим эмоциональным состоянием - как над удовольствием, так и над страданием. Этот путь ведет к различным формам аддикций, в том числе таких распространенных, как наркомания, алкоголизм, нарушения пищевого поведения, игромания и т.д. В обоих рассмотренных случаях, мы видим, что попытка избежать или уклониться от ситуации зависимости приводит к тому, что сама стратегия защиты начинает патологическим образом формировать структуру личности человека, порабощая ее и наделяя качеством «зависимой».
Но есть еще одна стратегия, на которой мне бы хотелось остановиться подробней. Я назвала бы ее - «больше никогда». В этом случае ребенок, прожив зависимый этап своего развития как мучительный, с большим «воодушевлением» движется в сторону обретения навыков самостоятельности. Он учится ходить, пользоваться горшком, владеть ложкой, манипулировать предметами. И по мере развития этих навыков, возникают бессознательные фантазии о возможности достижения полной самодостаточности и независимости. Мать и другие ухаживающие взрослые через эту призму, начинают восприниматься им как функциональные объекты, которые временно используются по назначению. Фиксация на этой позиции, в свою очередь, влияет на прохождение ребенком следующей ступени развития – так называемой эдипальной стадии, когда формируется поло-ролевая идентичность, и в дальнейшем переносится на сексуальную сферу. Женское материнское начало, как напоминающее о болезненном опыте – дискредитируется, обесценивается как слабое и нуждающееся, и низводится до уровня сексуального или ухаживающего объекта, причем обоими полами. По контрасту с этим, идеализируется мужская позиция как символ самодостаточности, силы и свободы от эмоциональной привязанности. Такой человек, во взрослой жизни, скорее всего, будет или часто менять партнеров, или обесценивать постоянного партнера, сводить все к отношениям взаимного «использования», рассматривая ситуацию как вполне благополучную. За успех такой стратегии придется заплатить глубоким чувством одиночества, пустоты и внутренней изоляции. Герметично защитив себя от боли, человек становится не досягаем и для животворящей энергии любви.
Для этой категории людей наиболее соблазнительными кажутся методы краткосрочной терапии и тренинги, основной посыл которых в том, что проблемы можно решить «по-мужски прокачав» психологические навыки или устранив симптомы. Таким образом, поддерживается и поощряется фантазия о личном всемогуществе, которое требует лишь починки или апгрейда. Выше уже говорилось о том, к чему приводят стратегии избегания столкновения с проблемной ситуацией. Ключевое отличие психоаналитического метода, в контексте поставленной проблематики, заключается в том, что установление долгосрочных отношений между пациентом и терапевтом является терапевтической задачей, а сами отношения, их развитие и завершение - предметом совместного исследования. В реальном живом взаимодействии, осуществляемом в определенных терапевтических рамках, начинают оживать, проявляться и разворачиваться привычные, но не осознаваемые до того, стратегии и сценарии. Осознания и изменения становятся возможными во многом благодаря тому, что терапевт не включается в навязываемый сценарий, а дает пациенту профессиональный отклик и поддержку. Терапевт, раз за разом, наглядно показывает «здесь и сейчас» как работают патологические защиты, как они подкрепляют ложное представление человека о себе, о своих чувствах, и подпитывают тем самым неоправданные ожидания в адрес других.
Например, одним из фрустрирующих моментов терапевтического процесса является необходимость оплачивать работу психотерапевта, особенно на этапе, когда терапевтические отношения сформировались и обрели характер доверительных и глубоких. Факт оплаты вызывает внутреннее напряжение, часто обесценивая для пациента помощь терапевта, так как воспринимается им как сигнал о том, что его не любят. Так происходит в силу того, что в его «репертуаре» превалирует детско-родительская модель взаимодействия. В этом случае пациент ожидает, что терапевт начнет заботиться о нем, и нести за него ответственность, не ожидая ничего взамен, как это происходит в отношениях между матерью и маленьким ребенком. Требуется время на то, чтобы пациент мог поменять восприятие этой ситуации. И если он удержался в долгосрочной терапии, осознал необходимость вкладывать в отношения с другим человеком то, что является ценным для него самого – в данном случае, это время, деньги, и душевный труд, если он научился ценить то профессиональное участие и время, которое терапевт вкладывает со своей стороны, то это хороший знак в пользу того, что психотерапевтический процесс даст позитивный надежный результат.
Таким образом,
с проблемой дисгармонии в области отношений, которая может причинять не только душевные страдания, но так же проявляться физическими недугами, сексуальными дисфункциями, снижением интеллектуальной и творческой продуктивности,
можно справиться, обнаружив ее и прожив заново в условиях профессиональной помощи и поддержки. Это позволяет сформироваться или дозреть тем психическим структурам, которые пострадали в младенчестве, и которые обеспечивают переход на новый уровень отношений здоровой привязанности и потребности в другом, без угрозы для автономности собственной личности. В контексте этой проблематики, любые другие методы сами по себе не могут быть эффективны, ибо «невозможно научиться плавать, не замочив ног». Упражнения на суше могут существенно улучшить физическую форму и самочувствие, развить духовно и интеллектуально, но чтобы поплыть, нужно войти в воду.
Кадырова Елена Гаррьевна, клинический психолог, психоаналитический терапевт
1
0
