На свете ничего нет постоянней
превратностей, потерь и расставаний.
И Губерман
Я написала эту статью из-за трудностей в работе с травмами, особенно шоковыми, в которых клиенту бывает важно слышать однозначное мнение терапевта о травматичной ситуации и ее участниках. Делюсь своим опытом.
Эта статья - мое личное мнение как терапевта. Я здесь описываю лишь правовой аспект травмы.
Терапия - не юридический суд, олицетворяемый непредвзятой Фемидой с повязкой на глазах. Более того, попытки терапевта беспристрастно и объективно разобраться в травматической ситуации могут обернуться для клиента судилищем. Преждевременные разборки могут блокировать возможность человека поделиться своими переживаниями, поскольку могут породить у него сомнения в обоснованности возникших чувств и аффектов.
Терапия - это заведомо предвзятый "суд" в пользу пострадавшего, обратившегося за помощью, предполагающий внимательный открытый взгляд терапевта. Мерило справедливости - чувства клиента.
Клиент всегда прав. Точка.
А вот найти, почему и в чем он прав, - дело всей терапии. (В чем он "неправ" - найдется само после восстановления идентичности и связного мышления).
Вследствие травмы у человека серьезно страдает самооценка, другими словами, он повержен и оказывается лишенным переживания важнейших общечеловеческих прав - в первую очередь на защиту себя, на право действовать, на право голоса, на желания и чувства, на признание и уважение, в худшем случае - на существование в этом мире.
Поэтому в терапии травмы клиент прав даже тогда, когда не прав. В посттравматической ситуации искажение когнитивной картины мира неизбежно, но в кризисной терапии основное внимание уделяется- аффектам. Принятие и признание всех, даже кажущихся на первый взгляд необоснованными, переживаний - основа создания безопасных для клиента терапевтических условий.
Сообщать клиенту, сбитого с ног ужасом открывшейся измены супруга, о пресловутой истине, что вклад в отношения - 50/50, или выяснять, почему покалеченный в автоаварии не уступил дорогу фуре, или зачем матери вдруг понадобилось обыскивать карманы сына, оказавшегося наркоманом, и "вообще, где Вы были раньше?!" - в кризисной ситуации нетерапевтично, имхо.
Травма - это полбеды. А вот быть неуслышанным, непонятым, столкнуться с неверием окружающих, в т.ом числе. терапевта, - совсем плохо. Не говоря Об осуждении уж об осуждении и упреках. и не говорю.
Страшно, когда мама вместо сочувствия говорит:
... а зачем ты туда пошла? кто тебя туда звал?
... а почему ты так сделала?
... а почему ты не ушла?
... зачем осталась-то?
... ну и что здесь такого?
... ты же сама хотела, не так ли?
... я же тебе еще тогда говорила...
... я давно уже поняла, а ты ....
... вот я бы на твоем месте...
Вера - иррациональное чувство по определению.
Для веры не нужны факты, нужен лишь резонанс чувств.
Логика и математика здесь ни при чем. Весь фокус - во внутреннем знании.
И тогда вопрос: готова ли мама услышкать и как бы заново переживать боль – теперь уже за другого? может ли отец или муж или друг разделить горечь признания поражения? неудачи, провала? А если их душа переполнена собственной болью, то может ли терапевт отнестись с сочувствием к переживаниям, к бедам и недугам Другого?
При отсутствии доверия терапевта к травматичному материалу клиента, сопереживания его беде и готовности принять ненависть и гнев последний дрейфует в сторону слияния с абъюзером, что осложняет посттравматический синдром. И это испытание для терапевта - удержаться от ответной агрессии в какой бы то ни было форме и изложения своей точки зрения, которая не согласуется с чувствами клиента или блокирует их.
Поскольку восприятие человеком в посттравме крайне поляризовано, то недостаточно поддерживающий терапевт может превратится для него в агрессора. И это несмотря на то, что клиент апеллирует к нему как к правозащитнику.
В силу расщепления и поддерживающий спец может стать противником или заложником, особенно учитывая насыщенные проекции и заряженные проективные идентификации.
Тогда возможен вариант "регрессного иска" (термин из правоведения, но радует слово регрессный) - требования кредитора о возврате денежной суммы, которую он уплатил по вине третьего лица - должника.
Другими словами, претензии и аффекты направляются терапевту вместо абъюзера как требование вернуть долг, репарации ущерба. "Мне чужого не надо, верните мне мое". В случае "непогашения долга" терапевтические отношения разваливаются. Эти требования сами по себе правомерны и признаваемы, фокус в том, чтобы найти правильного адресата чувств - экспроприатора прав.
В конечном итоге у клиента должно возникнуть ощущение, что терапевт - его опора, личный адвокат и союзник, готовый защищать его права и интересы, что он - против насилия. И никакого отношения к обвиняющей стороне не имеет и не собирается иметь. Нужна только Вера терапевта в право и правильность клиента.
Адвокат в юриспруденции - это человек, оснащенный не только знанием законов и правил, но и умением искусного толкования норм права, т.е. поиска и разъяснения его исконного содержания, подлежащего реализации в данных конкретных условиях. Их смысл - в использовании на суде для наилучшей защиты интересов своего подопечного, для заботы о его преференциях независимо от личного отношения к нему. "Подлинное (истинное, настоящее, действительное) содержание толкуемой нормы в данной конкретной ситуации (случае) ее реализации — это актуальное (действенно-фокусированное и конкретное) выражение ее регулятивного потенциала в данное время, в данном месте, в данной конкретной регулятивной ситуации (случае)" с максимально высоких ценностно-правовых позиций.
Понимание права как равенства, как общего масштаба и равной меры свободы людей включает в себя и справедливость. Право по определению справедливо, а справедливость — внутреннее свойство и качество права. Справедливость воплощает собой и выражает общезначимую правильность, а это означает всеобщую правомерность. Право работает именно в отношениях тех людей, которые реально или виртуально оказываются вместе.
Право, таким образом, опирается на справедливость, а не на силу.
На силу опирается произвол.
Правомочность = законности.
Переживание человеком своих прав ведет к ощущению внутренней свободы и достоинства.
Иметь основания, Быть вправе, Обладать личными правами - значит не испытывать стыда и вины при их реализации, т.е. быть невиновным, невинным, с одной стороны, - и обижаться, гневаться и испытывать боль при их нарушении, - с другой. Здесь понятие права близко к понятию "личного пространства", а чувства являются индикатором его нарушения. Совесть и ответственность позволяют исправлять ошибки и возмещать ущерб, нанесенный другой стороне.
В результате травмы может произойти реальная потеря прав как возможности, физической и/или психологической. Она переживается в гневе на причину потери, боли, а впоследствии - в горевании, оплакивании, грусти.
Поскольку пострадавший в травме чувствует себя пораженным в общечеловеческих правах, то терапевт, подобно адвокату, использует каждую зацепку для реабилитации, восстановления клиента, оставляя за бортом те факты и обстоятельства, которые могут ослабить позицию и ухудшить его самочувствие.
Страдание может рассматриваться как свидетельство того, насколько значимо в жизни человека было то, что оказалось поврежденным или поруганным в результате травмы. Интенсивность страдания - это мера того, насколько значима для человека потеря. Признание терапевтом ценности и важности утраченного - значит разделить боль страдания.
По Юнгу, "Всякий невроз - это замещение законного страдания".
Переживание своих прав невозможно в диссоциированном и расщепленном состоянии, что не мешает знать и помнить о них.
Способность пострадавшего чувствовать подразумевает сохранность в его памяти представления о своей идентичности и правах. Хотя их реализация после травмы затруднена из-за боли и неуверенности, опасения наступить или "незаконно" претендовать на чужие права, в процессе терапии они присваиваются заново.
Прямая оценка терапевтом событий - в соответствии с чувствами клиента - бывает нужна в острой травме, когда его аффекты диссоциированы от рацио. Понять, почувствовать, в чем состоит сегодняшняя Правда клиента, и принять ее - значит дать ему опору. Из-за психологической неустойчивости эта Правда может меняться день ото дня. Правда - душевная истина, "смысл которой свидетельствует о себе из себя самого", т.е. субъективна.
Так или иначе она отражена в конгломерате посттравматических чувств. Контрперенос - основной источник знаний, особенно если клиент не в состоянии формулировать свои мысли. Нерасчленяемое содержание контрпереноса свидетельствует о глубоком регрессе пострадавшего и непереживании права на жизнь, угнетении – то есть буквально подавлении воли, желаний,эмоций, сознания ,лишение его прав и возможностей к свободной жизни и развитию.
Согласие с клиентской, пусть поверхностной и расплывчатой, оценкой, независимо от ее вразумительности, аффективной заряженности и даже возможной неадекватности, которая может быть следствием фрагментированного восприятия - означает принятие и подтверждение права клиента на свое (его) вИдение и свою оценку.
Назвать и ошельмовать насильника, агрессора, преступника - значит символически (но не всегда психологически) вернуть тому тягостные чувства жертвы - стыд, позор, вину, бесчестье, расчистить дорогу для гнева клиента и возвращения своих прав.
Своего рода реституция как альтернатива мести.
Как компенсация потери в кризисной терапии у клиента формируется или возрождается фигура внутреннего адвоката - оберегающего, защищающего, понимающего и утешающего при невзгодах.
Справедливости ради добавлю, что Фемида - не только беспристрастная блюстительница порядка, но и богиня права и благонравия, покровительница угнетенных, пострадавших, обиженных и обделенных. Иногда она изображается с рогом изобилия - символом воздаяния потерпевшим за страдания. Исцеленная травма обогащает и облагораживает человека, делая его чутким к беде других.
Источник http://annanterapia.fi/
4
0
3