Вместо начала
Мучительный, легкий, окончательный, роковой… Эти прилагательные образуют со словом «выбор» устойчивые словосочетания. Устойчивые, значит, именно они прижились, и такое сочетание смыслов оказалось востребовано.
В юности не понимал полутонов и мне казалось, что «выбор» — это всегда жизнь или смерть, всегда подвиг. А значит он бывает только на войне. Когда я подрос, то увидел, что есть еще и житейский подвиг, не такой красивый, как на поле боя, но такой же трудный.
А потом я начал понимать, что подвигов вообще-то хватает и в обычной жизни. И я увидел, что всякому подвигу предшествует нечто общее — самоопределение в его пользу.
Эта незаметная со стороны фаза часто остается в тени. Но именно она и является драгоценным знаком победы в нас чего-то большего, о чем мы день за днем забывали и уже вот-вот поверили, будто его в нас и нету. Но вот, у кого-то получилось, кто-то явил, значит, и оно есть, и может быть даже во мне! И уже легче.
Свидетельство о высшем начале в человеке — самое драгоценное, что несет нам любой подвиг. Но прежде, чем оно материализовалось в поступок, нечто удивительное и таинственное произошло в человеке.
То ли это была короткая и жестокая схватка, потребовавшая напряжения всех душевных сил, то ли каждодневное проявление решимости — но сама эта борьба и есть тот самый «мучительный, легкий, тяжелый, правильный, роковой».
Уловка
Сев за эту статью, я засомневался, что смогу написать нескучно. И тогда решил перевалить все на другого, то есть поговорить с кем-то, а потом записать его мысли, причесать и облечь в свои.
У меня есть один очень хороший знакомый. Человек, которого я знаю буквально с пеленок, и с которым сроднился так, что никакими пудами соли не измеришь. Его зовут Сергей Кирицев. Работает он там же, где и я, и это оказалось удобным: всегда можно остаться и поговорить после работы. Что мы и сделали, заварив себе крепкого чая.
Я привожу наш разговор в удлиненном варианте, дополняя мысли Сергея своими собственными, потому, что иногда они буквально совпадали друг с другом.
Рельсы
Есть люди, и я наверное один из них, для которых выбор — это трудно. Как легко бывает, когда он совершается «сам собой», без моего участия. Какая тяжесть падает с плеч, какой безадресной благодарностью наполняется сердце! Что происходит в такие моменты?
Некоторые люди иногда стараются загнать себя в ситуацию, когда выбора нет, чтобы с чистым сердцем плыть по течению. Потому что бывает невыносимо трудно делать выбор самостоятельно. Сколько всего чужого и незнакомого поднимается в душе. Сколько ярких и драматических картин проносится перед мысленным взором.
Но кто их рисует? Неужели я сам?
В том-то и дело, что вроде бы «я», это тот, кто повторяет себе: «Спокойно, не отвлекайся, вот аргументы «за», а вот «против», надо взвесить, решить, посчитать.» А тем временем в голове прокручиваются кадры возможного (и, конечно же, полного) краха, или раздувается розовый пламень эйфории.
И почему-то голос моего «я» (это который «взвесить, решить, посчитать») звучит так неуверенно и как бы издалека, а сбивчивая свистопляска фантазий настолько горяча и близка, что так и тянет потрогать руками.
Оказывается, что-то сопротивляется внутри, если я в своих решениях перехожу некую границу. Словно кем-то для меня написана роль и отступления от нее караются неизвестным, но очень бдительным арбитром.
Вот и настораживает, что «неизвестным». Кто в моей голове хозяин, кроме меня?! Получается, что я сам себе арбитр?
Такой вывод напрашивается, но его трудно принять. Ведь я считаю себя рационально мыслящим существом. И не очень-то комфортно мне разрушать такое представление о себе, пусть даже оно и трещит по швам в определенные моменты. В этом и есть горечь самопознания — то, что мы узнаем о себе не всегда «вкусно».
И вот пока я нахожусь в иллюзии (заблуждении?) о себе, реализовать взвешенный подход не всегда получается.
А может тогда «голосовать сердцем», как на выборах?
Тоже не подходит, потому, что если не знаю чего хочу, придется довериться эмоциональному порывом, который «яко прах, его же возметает ветр от лица земли». Какое уж тут сознательное самоопределение, если ходишь, куда ветер дует!
Да, раньше даже и выражение такое было «от ветра головы своея», то есть абсолютно произвольно.
Все это, если вдуматься, неприятно, потому, что считаешь себя пусть не цельной, но хотя бы целостной личностью, а тут…
А тут, получается, что нет-нет, да угодишь в это неприятное состояние: когда внутри целостного меня совершенно разные голоса голосят о своем, привлекают внимание, сыпят обещаниями, поливают друг друга компроматом. Это как же называется: альтернативы, психологическая демократия, плюрализм мнений? А где же я?
Похоже, я ошибся: на жизненном пути я всего лишь трамвай, а моя свобода ограничена рельсами.
Красиво, да вот так ли это?
Выбор длится всю жизнь
По крайней мере, если это так, значит понятно, почему и когда выбор труден. Или, точнее, почему он иногда труден, а иногда нет: он не труден, если не уводит меня с моих рельс.
Логично, но вопрос о рельсах, как о жизненном пути не может решаться на «бытовом уровне»…
Да, конечно. В поисках ответа о том, что есть наша жизнь мы неизбежно выйдем за ее рамки. Потому, что истолковать что-то, находясь внутри него нельзя, надо выйти вовне и взглянуть со стороны.
Но как взглянуть со стороны на нашу жизнь? Это значит взойти на более высокий уровень понимания человека, как существа не только биологического, но и психологического, и, даже еще выше, духовного. И тогда нужно оперировать всей жизнью, как одной единицей времени.
Выбор длится всю жизнь, потому, что нет ничто окончательного в этой временной жизни. То, что я совершил добро сегодня, не дает мне гарантии от совершения зла завтра, и наоборот. Поэтому, к сожалению, а может быть и нет, но человек, расположившись однажды к добру, и в дальнейшем должен будет подтверждать свой выбор во многих, казалось бы, незначительных ситуациях.
Что значит «должен», почему я должен? Неужели без этого нельзя?
Мне кажется, что нельзя. Необходимость самоопределения следует из нашей свободы. Это царственное свойство человека и, одновременно, понятие, которое обросло просто неимоверным количеством толкований. Соперничать с ним в этом плане может только понятие «любовь».
Наша свобода настолько же велика, насколько необходима. «Если бы человек не мог бороться против Бога, он не мог бы быть Ему и другом. Другом может быть только существо, свободное дать или не дать свое согласие, могущее отдаться Богу или противиться Ему. Если бы не было у человека этой способности сопротивления, его подчинение Богу было бы недобровольным. Оно было бы действием пассивного орудия, а не друга», так писал о свободе Е.Н. Трубецкой в своем сочинении «Смысл жизни».
Свободой человек может творить чудеса, а может и преступления. Поэтому ее зачастую и считают источником всех бед на свете. Но, сама по себе, она же нравственно нейтральна, как нейтральна палка о двух концах и обоюдоострый меч. Свобода лишь вызывает человека на действие.
Провоцирует?
Провоцирует. А прежде действия и должен совершиться выбор, самоопределение, и, в конечном счете, это всегда выбор между добром и злом. «Условием возможности дружества между Богом и человеком является возможность самоопределения с обеих сторон, — стало быть, и возможность выбора со стороны человека. Человек не мог бы быть действительным, свободным участником добра, если бы он не был способен выбрать между добром и злом», пишет Е.Н. Трубецкой.
Но ведь сделать такой важный выбор совсем нелегко. Потому что, а как? Чувства — переменчивы, ум — вообщеможет заблуждаться. Что делать?
Да, это был бы тупик, катастрофа для человека, если бы мы не носили в себе такое «странное» нравственное образование как совесть. Тот самый «нравственный закон внутри нас», который наполнял «удивлением и благоговением» Канта наряду со зведным небом. Он играет роль камертона. Но не ограничивает нас насильно: даже здесь мы вольны заглушить и отвергнуть его, нашу соломинку. Воистину, свобода — божественный дар и не имеет границ так же, как Бог.
След, который не изменишь
Интересно, а если человек — существо многоплановое, то и выбор, наверное, тоже имеет несколько планов?
Да, наверное, это так. Только вот я не всегда умею четко разграничивать уровень душевный, психологический, и духовный.
Психологи, ведущие благородную войну с «личностными несовершенствами» за простое человеческое счастье, могут многое рассказать о социальных ожиданиях и условностях, ментальных ловушках, стереотипах всех мастей, которые сковывают выбор человека.
А на духовном уровне в этом питательном душевном мусоре комфортно себя чувствуют страсти, как вирусы гриппа в затхлом воздухе непроветриваемой комнаты. Они точно также диктуют нам свой сценарий и восстают на нас, если мы уклоняемся от их воли. И это самая обычная наглость — жить в чужом доме, помыкать хозяином и еще возмущаться тем, что он сопротивляется! В общем, нам надо учиться выбирать…
Согласен, тем более, что мы, похоже, утрачиваем эту способность чем дальше, тем больше. И укрепляющаяся привычка к информационному изобилию тоже мешает думать и решать самостоятельно.
Вот это плохо. Потому что выбор-то все равно происходит с нами, умеем ли мы его делать или нет. И либо я сделаю его сам, либо он «сделается» за меня. Казалось бы — ну и отлично! Но ведь он будет записан на мой счет.
Самостоятельный и осознанный выбор страшен, потому что его не стереть: что-то во мне совершилось раз и навсегда и кануло в вечность, как в воду. Опустилось куда-то на дно, и будет там соблюдаться под толщей времени. Это «что-то» уже не изменишь.
Последствия изменить можно, выбор нельзя. Поэтому, я и говорю: если вдуматься, выбор страшен, как страшна в этом смысле и сама жизнь.
Хорошо, что есть на свете прощение. И люди могут прощать друг друга, и тогда темное и тяжелое «что-то», лежащее там, где все темно и тяжело, становится легким и уносится вверх, туда, где все легко и светло. И оттуда посылает радость тому, кого простили и мир тому, кто простил. А иначе, сколько всего скопилось бы там, на дне, после нас, после рода человеческого.
А при чем здесь выбор?
Надо иметь смелость отвечать за себя. Чтобы прощение оказало на меня свое целительное действие в полной мере, я должен взять на себя ответственность за свой поступок. А иначе, как простишь того, кто не признает себя виновным или того, кто не отвечает за себя?
Мне нравится, как говорил митр. Антоний Сурожский: «Почти вся наша жизнь проходит в том, что мы реагируем, но очень редко действуем. Кто-нибудь сказал - мы ответили; что-то появилось перед взором - мы увидели. Но очень редко мы действуем изнутри без принуждения. Нам надо научиться тому, что авва Дорофей называет самовластием: быть внутри и действовать свободно. Не потому отлягнуться, что тебя лягнули, а или лягнуться, или нет - по выбору.»
Получается такая триада, цепочка — свобода, выбор, ответственность. Три слова, затертые до дыр. Свобода, как потенциальная возможность для человека. Выбор, как материализация и осуществление свободы. Ответственность, как способность и готовность нести последствия выбора. И независимо от того, хорошие они или плохие — делаться от них лучше.
***
Закончив беседу, я засобирался домой. Под окном нашей офисной высотки лежал черный город, покрытый огнями, словно рыжей сыпью. Октябрьский вечер торопил домой.
Я думал о том, как хорошо устроено в жизни, что не все происходит сразу, в один момент. А можно расти и учиться, быть внимательным к себе, копить опыт собственных проб и собственных ошибок. И по мере накопления глубже понимать других, больше ценить чужой опыт, оттачивать умение находить в людях то, что в них есть хорошего. Узнавать себя, учиться не зависеть от чужого мнения, открыто выражать свои чувства и не задевать при этом чувства других....
Я шел и думал, что, наверное, если выбрать такой путь, а потом придерживаться его в жизни, то на нем и выбирать легче, и жить легче, и на душе мир, и «в человецех благоволение». Мне нравилось это ангельское приветствие пастухам в день Рождества Спасителя. Нравилось вдыхать холодный воздух, пахнущий горьким дымом. Я был уже почти согласен, что, действительно, на таком пути вроде как все должно быть легче... Все, кроме одного — выбрать его.
беседовал Сергей Кирицев
1
0
